Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пока Бернет осторожно разматывал влажную от лекарств и гнойной сукровицы марлю, сползающую вместе с клочьями мертвых тканей, Надежда внимательно изучала содержимое аптечки:
— Так. Анальгетик еще есть, хоть и маловато. Антибиотика шесть капсул. Тоже немного. Регенератор есть. Стимулятора три инъектора. Хорошо. — И сразу же, задрав левый рукав, вколола себе стимулятор. Бернет, тем временем, давясь непрошенной тошнотой, заканчивал снимать повязку со второй руки друга.
Надежда глянула во что превратились кисти Кадава, ужаснулась, пару секунд подумала. И решительно положила обе ладони выше локтя правой руки мирно спящего телохранителя. Медленно, очень медленно, не мигая, повела руки вниз, к кисти. После ее прикосновений зловещий багрянец уступал место нормальному цвету кожи, а ее руки постепенно коснулись изувеченной кисти. Одна со стороны ладони, другая сверху. Она замерла так надолго, еле заметно перемещаясь к пальцам и, наконец, отпустила, откидываясь назад.
— Ну, вот. Теперь хоть на что-то похоже.
Бернет глянул и не поверил своим глазам. Кисть была вполне нормальной. Только кожица неестественно тоненькая — морщинистой розовой пленочкой. И никаких следов страшного ожога: ни гноя, ни сукровицы, ни висящих клочьями, омертвелых тканей.
— Обработай регенератором. Там еще мазь есть, в синем тюбике, смягчающая. Толще намазывай, не жалей, чтоб кожа не потрескалась. И перевяжи.
Бернет отвлекся, выполняя приказ, и не успел ничего сделать, как она сделала себе вторую инъекцию стимулятора.
— Рэлла Надежда! — умоляюще воскликнул Бернет. — Зачем?! Нельзя же!
— Молчи! Я знаю что делаю! Иначе, я не справлюсь. Слишком сложно для меня. Был бы еще свежий ожог, куда бы ни шло, а так…
Подождала, закрыв глаза, немного, чтоб почувствовать начало действия препарата и принялась за вторую руку. Сейчас дело продвигалось еще медленнее. Бернет закончил перевязку и ждал свою Праки. Она сидела, зажмурившись до дрожащих слезинок в уголках глаз, напряженно оскалив зубы, основательно прикусившие нижнюю губу. И спустилась уже на пальцы, когда вдруг ткнулась вперед, лицом на грудь Кадаву.
— Рэлла Надежда! — Запоздало встрепенулся Бернет.
Он видел такое не впервые, но всегда ужасался. Еще бы! Глубокий обморок, абсолютно белое лицо и ярко-алая кровь из носа. Он сдернул полотенце со спинки кровати, прижал к лицу своей Праки, подхватил ее на руки, бегом вынес в другую комнату и еще с порога закричал Альгиде:
— Брысь с дивана! Полотенце мне и холодной воды!
* * *
Надежда зябко ежилась, вжимая голову в плечи. И, отхлебывая маленькими глотками горячий напиток ракты, совсем не аристократично, не опуская, держала бокал у самых губ сразу двумя руками. Да еще и оправдывалась:
— Праки Граси, это моя вина. В том, что случилось с вашим сыном. Это он из-за меня… Я сегодня попыталась помочь, правда, не до конца. Не смогла. Сил не хватило. Но вы не плачьте. Все будет хорошо. Теперь он будет спать. Чем дольше, тем лучше. Ваших врачей и близко не подпускайте! Делать перевязку приедет Бернет. И передайте Кадаву, как проснется: пусть вообще забудет, что у него руки есть, даже если нужно будет просто поправить одеяло или донести ложку до рта. Дней на пять, не меньше. Если, конечно, хочет, чтобы все зажило, как положено. И еще. Будут восстанавливаться все положенные нервные окончания. Будет больно. Пусть перетерпит без анальгетиков. Так нужно. Скажите, что это приказ. Мой приказ.
Надежда отдала пустой бокал Альгиде. Несколько секунд просидела, прикрыв глаза и прислушиваясь сама к себе. Медленно, с усилием, поднялась, опираясь о подлокотники старого кресла.
Мать Кадава стояла на коленях, глядя снизу вверх в лицо Рэллы Тальконы. По щекам потрясенной женщины самопроизвольно стекали слезы, а тело содрогалось от беззвучных рыданий.
— Нам пора. А то хватятся, мы же никому не сказали, куда летим. Даже Найсу.
И, не совсем уверенно ступая, пошла к выходу. Бернет и Альгида молча последовали за своей Праки.
Негромко хлопнула дверь, и все стихло.
* * *
Бернет вел люфтер на предельной скорости и высоте, чтоб сэкономить время. Все-таки Стекольный от столицы далековато, если мягко сказать.
Праки Найс остался очень недоволен тем, что Рэлла Надежда отпустила и второго основного телохранителя (новенький, взятый на место Кадава, еще не в счет). Она, как всегда, рассмеялась и ответила, что, при желании, может и одна уехать куда угодно, хоть ночью по городу гулять и ничего с ней не случится. Но, вняв увещеваниям начальника охраны, который всерьез опасался, что не доживет до возвращения Праки Алланта и умрет от инфаркта, до которого его обязательно доведет своей бесшабашностью Рэлла Тальконы, она обреченно согласилась никого не провоцировать. И Бернет и Найс взяли с Рэллы Надежды клятвенное обещание, что она временно ограничит свое передвижение хотя бы жилой зоной дворца, а, лучше, и желательнее, если бы она до возвращения Бернета постаралась не покидать апартаментов.
Мать Кадава, видимо заглаживая свое, отнюдь не приличное, поведение в прошлый раз, нервно суетилась перед Бернетом, не зная, что лучше сказать и как ему угодить. Бернет, стараясь держаться предельно вежливо, вручил ей большой пакет с продуктами, купленными по дороге, и деликатно выпроводил на кухню, чтоб остаться с другом с глазу на глаз.
Первое, что заметил Бернет, так это отсутствие страшного запаха разложения. Кадав, по сравнению с прошлым разом, выглядел поразительно хорошо. Он радостно улыбался товарищу, полусидя на постели и неподвижно держа перед собой на одеяле забинтованные руки.
— Привет, — бодро поздоровался Бернет, оседлывая табурет в изголовье. — Как дела у полного идиота?
— Хорошо… Но почему идиот, да еще полный? — Искренне удивился Кадав.
— А кто же еще, кроме натурального придурка станет объясняться своей Праки в любви? Ну, я понимаю: болевой шок, температура, бред… но не до такой же степени!
— Я объяснялся в любви???
— Ну, не я же! — И передразнил, скорчив гримасу — Ах, Рэлла Надежда, какой прекрасный сон! Ах, Рэлла Надежда, поцелуйте меня скорее! — И добавил, как ударил: Придурок! Да она бы, не то, что целоваться с тобой, да еще и лечить потом… Она бы могла повернуться, плюнуть и уйти. А мне приказала бы пристрелить тебя, сразу же и на месте! За оскорбление. И не только тебя, а всех здесь. И правильно бы сделала. Ты же знаешь законы! Да тебе за сто лет у Защитницы не отмолиться! Хорошо, хоть мать твоя ничего
